Еще до того, как имитирующий командира Сергей Прилипко появится на вершине рубки, люди Румянцева должны были поднырнуть под транспортом и оказаться по другую его сторону. Затем, пока Прилипко со своей верхотуры будет обмениваться с капитанским мостиком любезностями, пловцы обязаны бесшумно штурмовать борт и занять предусмотренные планом позиции. Подъем на пятиметровый бак и восьмиметровую носовую часть осуществлялся с помощью выстреливаемой клейкой нити. Ну что же делать, известный из мультсериалов «человек-паук» давно обрел прописку в реальности!

Практически все действия своего десанта командир Бортник мог контролировать. По-прежнему барражирующий в небе микропланер продолжал передавать картинку чужой палубы. Так что, когда пловцы показались наверху, находящийся в боевой рубке Бортник сразу же их увидел. Кроме того, в самой воде их отслеживали пассивные гидролокаторы. К тому времени, когда с борта «Пенджаба» перекинули сходни, аквалангисты-стрелки уже заняли позиции. Теперь вместе со своими коллегами, сидящими на корточках за ограждениями рубки, они могли простреливать все вооруженные фигуры, обнаруженные с воздушного разведчика.

Помимо всего этого, как только рубка «Индиры Ганди» вырисовалась над водой, питание пошло на несколько затаившихся в ее чреве электрических шкафов. Будучи далеко не последним словом техники, эти старые транзисторные «лошадки» тут же забили помехами все частотное окно, пригодное для спутниковой связи в радиусе по крайней мере полутора километров. Но пока они работали не на всю мощь, так, страховали от варианта, в котором сухогруз «Пенджаб» являлся только блесной для какого-то серьезного, затаившегося в огромных далях охотника. Правда, не слишком продвинуто умного, ибо для слишком грамотного уже само наличие помех, без всякого телефонирования, могло сказать чрезвычайно много.

Ложный командир атомохода уже неторопливо взошел по сходням на борт и раскланивался с капитаном транспортного корабля, когда одновременно произошла серия вроде бы независимых, но сводящихся к единому выводу событий.

Вообще-то с флотом все было поставлено еще хитрее, чем с сухопутной армией. Ведь по Новому брестскому миру – уже не восемнадцатого года прошлого века, а восемнадцатого нынешнего – Россия обязывалась не иметь военных судов более определенного тоннажа, а также вообще судов некоторых типов, способных к океанским переходам, а кроме того, боевых кораблей принципиально новых технологий – экранопланов и прочего и, конечно же, подводных лодок каких-либо марок. Наивные дяди Североатлантического союза, видимо, несколько размечтались, подзабыли историю. Может, из-за того, что в школе ее не изучали, поскольку она не входила в число обязательных предметов, в отличие от экзаменационной «методики удовлетворения половых инстинктов», из-за чего они знакомились с ней между делом, неожиданно принимая высокие должности, связанные с политикой, а не только с чистым бизнесом. Однако внезапно поумневшая Россия, продолжая прикидываться валенком, извернулась. Почему бы ей не использовать в свою пользу раздробленность, серьезно закрепившуюся все тем же Брестским? Что и кто помешает отпочковать от себя еще пару-тройку анклавов? Мы все еще не можем разворачивать моря, но…

Почему бы, например, Кольскому полуострову, оставаясь таковым физически, не обратиться внезапно независимой республикой? Вместе с Мурманском, а главное, Североморском? И почему бы свободной от произвола Старшего Брата республике не снять с себя тягостно-угнетающие оковы каких-то иноземных договоров? И почему бы потихонечку, а в принципе – вскачь не продолжить строительство заброшенных Россией атомоходов нового поколения? Двадцать первый век – это время ускоренного до предела прогресса. Куда до него неторопливому двадцатому. Умело манипулируя потоками сырья и финансов, можно сотворить такое…

И сотворили. Правда, экипажи для новоиспеченной соседней страны набирали почему-то здесь, в России. Но ведь она признает международные обязательства, а главное, принципы демократии! Нельзя, не положено привязывать своих граждан к месту жительства насильно. Каждый может жить там, где захочет, хоть на Луне. А уж тем паче в соседней добропорядочной стране. А какое у них имелось образование перед отъездом? Да какая разница, это ведь тоже их личное – демократическое дело.

Ну, разумеется, обмен нотами, то-се. И даже какие-то норвежские истребители-бомбардировщики какой-то старой марки пытались… Может, даже и не норвежские, а просто под них замаскировавшиеся, пытались… Но, видимо, после десятикратной смены министров обороны вместе с нижестоящим эшелоном какие-то нужные лейтенанты снизу додвигались до полковников. А вот полковники – до министров. Короче, ПВО, ПРО и ПКО бдит. Кто-то там, потом, в свободной прессе кричал: «Верните хоть тела вдовам и сиротам!» – «Какие тела?» – «В соответствии с утвержденным ранее планом Кольская Карельская Республика провела учения гражданской обороны. Сбито несколько беспилотных мишеней. Все достойные участники награждены, повышены и отпущены в отпуск – с надежными визами, через много-много границ – в Крым».

Настоящий командир атомохода, Бортник, который с точки зрения теории электрических цепей имитировал сложную микросхему, к контактам коей сходились десятки периферийных устройств, очередной раз в жизни убедился, что интуиция существует и является не каким-нибудь дополнительным, а самым важным из припаянных контактов. Бортник сидел перед большим монитором, искусственно разделенным на несколько виртуальных. В каждый виртуальный дисплей шла по возможности обобщенная и отселектированная информация. Его периферийные системы представляли собой маленькие человеко-компьютерные сообщества. С точки зрения биологии Бортник был сравним с пауком, чутко реагирующим на колебание натянутой паутины. Естественно, за ним оставалось право опознавать их как трепыхание добычи или как имитацию этого трепыхания, дабы заманить самого добропорядочного хозяина паутины в ловушку. В данный момент Бортник уловил несколько сигналов, могущих предположительно трактоваться как трепыхание добычи или скорее как шанс опередить готовое вонзиться жало.

Понятие одновременности, несмотря на кажущуюся точность, благодаря некоторой растянутости во времени любого процесса, а уж тем более присущему человеку, ретроспективному восприятию мира – сложная штука. Тем паче существовало некоторое запаздывание, ведь не видел же Бортник непосредственно пучины вод и наведенные на делегацию «Индиры Ганди» дула. Информация шла к нему по цепи, и это тоже вносило свою лепту в толкование одновременности. Так вот, тревожные сообщения пришли к нему по нескольким паутинам и цепям сразу.

Гидроакустический пост доложил об обнаружении двух пловцов, координаты которых не совпадали с местонахождением посланников «Индиры Ганди». Точнее, двух объектов, которые с вероятностью восемьдесят два процента опознавались как аквалангисты. По этому поводу командир субмарины тут же передал распоряжение все еще находящемуся под водой Румянцеву. Распоряжение кодировалось и пересылалось через систему специальных гидрофонов.

Кроме этого, пришел тревожный перехват голосовой информации, ведь торчащую в перископной трубе «ушастую» антенну никто не выключал, а поскольку расстояние сократилось до минимума, то теперь она могла улавливать даже перешептывания за стеклами капитанского мостика, причем без всякой лазерной струны. Тут имелись и свои минусы. Теперь из-за близости узконаправленная антенна не могла охватить все судно. Пришлось вмешаться человеку. В очередной раз доказывая роботам, что без него они покуда ничто, мичман Синийчук указал программе приоритеты. Естественно, капитанский мостик значился первостепенным объектом для прослушивания, и это несмотря на то что, по сути, сам капитан «Пенджаба» находился сейчас возле сходней, в составе встречающей делегации. А там, на мостике, за стеклом, на языке урду произносилось следующее: